Над Петербургом стояла вьюга. Именно - стояла: как кружащийся волчок -
или кружащийся ребенок - или пожар. Белая сила - уносила.
Унесла она из памяти и улицу и дом, а меня донесла - поставила и
оставила - прямо посреди залы - размеров вокзальных, бальных, музейных,
сновиденных.
Так, из вьюги в залу, из белой пустыни вьюги - в желтую пустыню залы,
без промежуточных инстанций подъездов и вводных предложений слуг.
И вот, с конца залы, далекой - как в обратную сторону бинокля, огромные
- как в настоящую его сторону - во весь глаз воображаемого бинокля - глаза.
Над Петербургом стояла вьюга и в этой вьюге - неподвижно как две
планеты - стояли глаза.
_______________________
Стояли? Нет, шли. Завороженная, не замечаю, что сопутствующее им тело
тронулось, и осознаю это только по безумной рези в глазах, точно мне в
глазницы вогнали весь бинокль, краем в край.
С того конца залы - неподвижно как две планеты - на меня шли глаза.
Глаза были - здесь.
Передо мной стоял - Кузмин.
_________________________
Глаза - и больше ничего. Глаза - и все остальное. Этого остального было
мало: почти ничего.
М.Цветаева
__________________
Я не встречал в природе жалости к себе.
Любая птаха, коли с дерева упадет, закоченев от стужи,
не испытает жалости к себе. (с) Д.Г. Лоуренс
|