[Галина]

привет
лишний вес надоел. думаю.
хотите почитать?
"...О чем наши разговоры? Что интересно? Жизнь, ее тексты и подтексты. Из небольшого событьица, разговорчика, чьего-то взгляда или невзгляда извлекаем столько существенного, сколько существенного, питательного извлекает йог из горсточки еды.
Нам не скучно так, что мы иногда отдыхаем друг от друга. Договариваемся: молчим до вечера. Или: молчим до поворота, если идем куда-то. Исхожено много. Несколько лет ходили за молоком в соседнюю деревню (восемь километров туда и восемь обратно), каждую неделю ходим в Малый Тараскуль (три километра туда и три обратно): там курорт, магазины, библиотека.

Реплики односельчан:
"Как ни увижу вас, вы все время разговариваете с мужем. Все ходите и говорите. Это удивительно мне".
"Светлана Ивановна! Ты почему одна? Что с мужем случилось? Вы же вместе всегда!"
"Сегодня вы мне во сне приснились. Идете вы с мужем, с Иваном с озера, говорите что-то, хохочете!"

Если бы мне в мои двадцать лет сказали, что я буду "крестьянствовать", жить почти в лесу, я бы, может, дальше и жить не захотела. Если в лесу, то дворянствовать! С комнатами для гостей, с прислугой, с собственным выездом в город...
А сейчас мы всерьез думаем, что никогда надолго не стронемся отсюда, что лучше нет нашего болота (поднятого нами на полметра). Никогда мы не были ни за одной границей и не стремимся: хлопотно! Но предполагаем, что жили бы нескучно и в эмиграции. Нам хорошо там, где мы вместе.
Цитата из книги американского автора, как раз по теме: "В один прекрасный день Берни объявили, что его на два года переводят в Чикаго. Это прозвучало для Берни как гром среди ясного неба. Чикаго для него ничем не отличалось от Сибири". Что тут скажешь?.. Бедный Берни!

Перечитала все вышенаписанное и угадала мужской вопрос к себе: но ведь нестарые, нестрашные, неглупые — а никуда не стремитесь, ни к каким высотам, живете, как старики.
Согласна; мне и самой странно: хожу по дому с косичками, а мечтаю, как старушка, о покое. Наверное, действует закон сохранения энергии, слишком много ее было растрачено за последние годы.
Теперь женский вопрос: а блистать, неужели не хочется? Очаровывать?
Хочется. Я и блистаю. Очаровываю. Но мое светское общество — мой муж. Мне хватает его комплиментов.
Когда молодой Нуриев вырвался из СССР, его спросили, что он чувствует, танцуя на лучших сценах мира.
Он ответил: "Ничего особенного. Я здесь уже танцевал. В своем воображении".
Так и мы: уже танцевали.

Но может быть, самые точные слова сказал Юра Клепалов, большой человек с маленькой балалайкой. Он ввалился, точнее, вьюрился в этот наш дом, оглядел развороченную после переезда, ободранную комнату, сел и сказал: "Ну все, вы приехали!"
Сам он через два года переехал в Москву, там его музыку и улыбку ценили больше, чем в Тюмени. Переехал, но приехал ли?..
5 февраля 1996[


МОЯ АПЕЛЬСИНОВАЯ ЗИМА

Вчера гуляла по настоящей зимней — белой! — дороге. Смотрела вверх, на настоящее синее с настоящим розовым, и хотела жить настоящей жизнью.
Прошла студентка с сумкой, в сумке сигареты. Запах от студентки чуется за пять метров в настоящем-то воздухе. Когда я была студенткой, то тоже курила и заедала жареным мясом с жареной картошкой. Все другое казалось невкусным.
К первому курсу у меня уже был гастрит. Проработав три года после вуза, я насидела еще остеохондроз и одышку.
Тут решил родиться Иван и спас меня, нагрузив собой, своей коляской и сумкой со всем запасным.
Но к шести годам (три из которых он кашлял), я приобрела профессиональную болезнь матери городского ребенка — невроз. Мне хотелось только тишины, а ее не было нигде в городе.
И вот десять лет я хожу под соснами и думаю: неправда, что к хорошему привыкаешь; не такое оно уж, значит, хорошее.

А вчера — ко всему хорошему — встретила свою приятельницу Алену.
— Ой, чем ты лицо мажешь?
Этой зимой меня замучили городские приятельницы:
— Ой, чем ты лицо мажешь?
То ли ужасаются, то ли восхищаются — не поймешь городских.
Алена, она девушка простая, говорит:
— Такая ты свеженькая, рыженькая такая.
— Да я просто ем апельсины.
— Апельсины... дорого ведь!
— А колбасу-то я не ем!
Ну, дальше обычный разговор: про мое сорокалетнее здоровье и про ее тридцатилетние болезни. Алена мной восхищается, за это даю ей полезный совет. Хоть и знаю, что бесполезно: моими лекарствами никто не лечится. Верят врачам, которые болеют больше всех, потому что надеются на свои лекарства.

Походив в общественную — у озера — баню, я поняла: люди любят болеть, чтобы привлечь к себе внимание, стать значительнее. Люди гордятся болезнями, как почестями. Говорят любовно: у меня букет болезней... Мол, хорошо пахнет!
Обычный банный разговор:
— Так голова утром закружилась, чуть не упала.
— Голова! Вот я себя до такого давления довела, скорую вызывали!
Зимой я хожу в баню босая, в шлепанцах; захожу и жду испуга чьей-то городской гостьи, не привыкшей к моим странностям. А привыкшие сначала ругали, как девочку, потом ждали, когда я заболею, теперь хвалят и говорят: ты закаленная, а нам нельзя.
А я не закаленная, не заговоренная. Не закодированная, я не пью новомодный дорогой бальзам и даже старомодную бесплатную мочу. Лечусь просто едой, а иногда отсутствием еды.
Нашу еду я называю обезьяньей: фрукты-овощи и орехи-семечки (с деревенскими добавками — молочными, яичными). Когда спрашивают: почему обезьянья? — шутим:
— Ну, в город долго на автобусе ехать, будем по деревьям доскакивать.
Процесс превращения начался три года назад.
Мы и раньше знали об этом (и кто не знает, что надо больше есть растительного?). Читали Брегга и Шелтона, но, как все, видели в Брегге проповедника голодания, а в Шелтоне - раздельного питания. А они, прежде всего, проповедники живой, солнечной, растительной пищи.
Но эти авторы не убедили. Точнее, мы не готовы были быть убежденными (хотя уже знали, что здоровеем потому, что не едим мясного, консервированного, копченого, жареного и сахарного).

Убедила книжонка в сорок страниц. Автор — Арнольд Эрет. Название "Лечение голодом и плодами". Написана в 1910 году. Суть ее: "Здоровее всего человеку питаться фруктами, и их понадобится совсем немного; плоды — самая совершенная пища".
В ту зиму наш Леонид Михалыч ел в основном каши. В его первой семье были денежные затруднения, и он почти все свои деньги отдавал туда.
Я, прочитав Эрета, сообщила, что каши и хлеб также вредны, как и мясо; что я этому верю и бросаю "кашеедство".
Реакция была мужская:
— Но я же не наемся!
— Ты прочитай сначала! И вспомни, как спать хочется от блинов.
Через час (за это я его люблю) Михалыч без всякой тоски во рту (за это я его люблю) попрощался с булками и кашами (за это я его люблю). И за три года не съел ни одной каши!
Я же вскоре записала в своем блокноте (где отмечаю свои усилия не толстеть и результаты этих усилий): Плодовая диета Плюсы:
1. Вкусно. (Все любят фрукты, орехи, семечки.)
2. Можно есть много. (Иногда я ем целый день; вместе с книжкой на подставке — лучший для меня отдых.)
3. Не надо готовить. (Это в наших безводопроводных условиях — спасение).
4. Красота. (Да, у меня все стало видимо лучше — кожа, зубы, волосы. И что-то еще — невидимо.)
5. Здоровье. (Давление не давит, колит — не колет, перистальтика — не перестает. Даже голова не болит профессионально.)
6. Энергия. (Бывают — нечасто — месяцы, когда набирается шестьдесят выступлений. А ведь мы не ножкой топаем, не ручкой хлопаем — мы убеждаем и переубеждаем — сколько для этого нужно энергии?)
Минусы:
Дорого. (По сравнение с чем?)
На этом запись кончилась, но я продолжу, для себя, потому что все же говорю иногда: дорого!
А потом спрашиваю себя: по сравнению с чем? И покупаю на предпоследние деньги (остаться с последними мы себе не позволяем) апельсины.
Да, по сравнению с чем?..."
Жаров и Ермакова Дневник счастливой женщины
наверное, весь текст в таком стиле
не скучайте