Взгляд из древнего Рима
 

Из наблюдений древнеримского философа Сенеки (ок. 4 до н.э. – 65):

http://www.lib.ru/POEEAST/SENEKA/seneka_letters.txt
Сенека. Письма к Луцилию

Отрывок из Письма XCV

...Врачеванье сводилось
когда-то к знанью немногих трав, которые останавливали кровотеченье,
заживляли раны, а потом постепенно оно дошло до нынешнего многообразия. И не
удивительно, что у него было меньше дела тогда, когда люди были еще и сильны
и крепки телом, а пища легка и не испорчена искусством получать наслаждения.
Только потом понадобилась пища, не утоляющая, а разжигающая голод, и
придуманы были сотни приправ, распаляющих прожорливость, и то, что было
питаньем для проголодавшихся, стало бременем для сытых. (16) От этого и
бледность, и дрожь в суставах, где жилы расслаблены вином, и злейшая, чем
при голоданье, худоба от поносов; от этого нетвердость ног, всегда
заплетающихся, как во хмелю; от этого набухшая влагой кожа по всему телу и
живот, растянутый от привычки поглощать больше, чем может вместить; от этого
разлитие желчи, вызывающей желтизну бескровного лица, от этого хилость, и
внутреннее гниение, и сухие пальцы с окостеневшими суставами, и жилы, либо
онемевшие до потери чувствительности, либо трепещущие постоянной дрожью.
(17) А что говорить о головокружениях? о мучительной боли в глазах и в ушах?
о мурашках, пробегающих по горящему мозгу? о тех частях, через которые мы
испражняемся, сплошь изъязвленных изнутри? о бесчисленных видах лихорадок,
либо свирепствующих приступами, либо крадущихся тихой сапой, либо грозно
нападающих и сотрясающих все члены? (18) К чему упоминать бесчисленное
множество других болезней, карающих за страсть к роскоши? Им были не
подвержены те, кто еще не растратил здоровья на удовольствия, кто сам себе
был и господином, и слугою. Тело закалялось подлинным трудом, утомленное
или бегом, или охотой, или пахотой. Потом ждала их пища, способная
понравиться только проголодавшимся. Вот и не было надобности в разнообразной
врачебной утвари, в таком множестве железок и склянок. Проста была причина -
и простым было здоровье; обилие блюд породило обилие болезней. (19) Взгляни,
сколько всего намешала жажда роскоши, опустошительница суши и моря, - чтобы
все прошло через одну глотку! Такие разные вещи и не могут соединяться
воедино и, проглоченные, перевариваются плохо, потому что каждая действует
по-своему. Неудивительно, что и болезни, вызываемые несовместимыми
кушаньями, изменчивы и разнообразны, и еда, в которой насильно перемешаны
противоположные по природе части, извергается наружу. Вот мы и болеем, как
живем, - на множество ладов. (20) Величайший врач, создатель этой науки,
говорил, что у женщин не выпадают волосы и не болят ноги. Но вот они и
волосы теряют, и ноги у них больные. Изменилась не природа женщины, а
жизнь: уравнявшись с мужчинами распущенностью, они уравнялись с ними и
болезнями. (21) Женщины и полунощничают, и пьют столько же, состязаясь с
мужчинами в количестве масла и вина, так же изрыгают из утробы проглоченное
насильно, вновь измеряют выпитое, все до капли выблевывая, и так же грызут
снег, чтобы успокоить разбушевавшийся желудок. И в похоти они не уступают
другому полу: рожденные терпеть, они (чтоб их погубили все боги и богини!)
придумали такой извращенный род распутства, что сами спят с мужчинами, как
мужчины. Что же удивительного, если величайший врач, лучший знаток природы,
попался во лжи, и есть столько плешивых и подагрических женщин? Из-за таких
пороков они потеряли преимущества своего пола и, перестав быть женщинами,
приговорили себя к мужским болезням. (22) В старину врачи не умели учащать
приемы пищи и поддерживать вином слабеющее сердцебиение, не умели отворять
кровь и облегчать затяжную болезнь баней и потением, не умели, связав руки и
ноги, скрытую в глубине болезнетворную силу оттягивать к конечностям. Им не
было нужды, по малочисленности угроз, выискивать множество средств помощи.
(23) А теперь до чего дошла порча здоровья! Это мы платим пеню за
переходящую всякую меру и закон страсть к наслаждениям. Сочти поваров - и
перестанешь удивляться, что болезней так много. Все науки отступили вспять,
и наставники свободных искусств сидят в пустых углах, никем не посещаемые. В
школах философов и риторов ни души, зато как многолюдно на кухнях у
чревоугодников, сколько молодежи там теснится у печки! (24) Я не говорю о
толпах несчастных мальчишек, которых по окончании пира ждут в спальне новые
надругательства, не говорю о целом войске юнцов-наложников, разделенном по
племенам и мастям, - чтобы все были одинаково гладки, у всех одинаково отрос
первый пушок, одинаковы были волосы, - не дай бог, если среди курчавых
окажется один с прямыми прядями! Не говорю о толпах пекарей, не говорю о
прислужниках, которые по знаку разбегаются за новыми блюдами. Столько людей
- и всем дает работу одна утроба!